По обе стороны добра и зла. Трансцендентальная алхимия мифа - Александр Матяш

55

Скорее, наоборот, – судя по плодам (а именно, – возникновению эго у Адама и Евы), он был очень даже эговым. В дальнейшем, опускаясь на эволюционный уровень архетипической матрицы Эдемского мифа, мы увидим, что на этом уровне змей символизирует собой не что иное, как ту часть спирали эволюции, что закономерно приводит развивающуюся жизнь к появлению такой структуры, как эго.

56

Змей по-древнееврейски ‹наха́ш›. Это название связано с глаголом ‹наха́ш› – «шептать», «шипеть», «ворожить», «гадать». (Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево Том I Книга Бытия. Лекция 2. «Два Адама»: образ и подобие. Человечество как разбитое зеркало (Кн. Бытия, гл. 2—3))

57

С чисто психологической точки зрения, змей символизирует тонкое лукавство нашего ума, подчиненного инфернальному влиянию эго. То есть это нечто высшее, подчинившееся и служащее низшему (в качестве примера можно привести высокоинтеллектуальные оправдания жадности или обжорства). Однако, подчеркну, библейский змей выходит далеко за рамки чисто психологических интерпретаций. С алхимической точки зрения его фигура выступает гораздо более многомерным и глубоким символом (см. дальше).

58

Архети́п (от др.-греч. ἀρχέτυπον – «первообраз»): в аналитической психологии К.Г.Юнга: универсальные изначальные врожденные психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в нашем опыте и обнаруживаемые, как правило, в образах и мотивах сновидений. Является онтологически первичным по отношению к архетипам как в искусстве (первичный образ, оригинал; общечеловеческие символы, положенные в основу мифов, фольклора и самой культуры в целом и переходящие из поколения в поколение (глупый король, злая мачеха, верный слуга и т. п.), так и в литературе (часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях), управляет как их формой, так и содержанием. Сам Юнг писал об архетипах следующее: «Понятие архетипа, которое является неотъемлемым коррелятом идеи коллективного бессознательного, указывает на существование определенных форм психики, которые, как видится, присутствуют всегда и везде. В мифологических исследованиях их называют «мотивами»; в психологии первобытных людей они соответствуют концепции Леви-Брюля о «коллективных представлениях», а в области сравнительной религии они были определены Губертом и Мауссом как «категории воображения». Адольф Бастиан давно уже называл их «элементарными» или «первичными мыслями… Итак, мой тезис заключается в следующем: помимо нашего непосредственного сознания, которое носит целиком личностный характер и которое мы считаем единственной эмпирической психикой (даже если рассматривать личностное бессознательное как приложение), существует вторая психическая система коллективного, универсального и безличного характера, идентичная у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, а наследуется. Оно состоит из предсуществующих форм – архетипов, которые могут стать лишь вторично осознанными и которые задают форму элементов психического содержимого..» К.Г.Юнг, Концепция коллективного бессознательного, стр. 339, «…если бы архетипы порождались нашим сознанием (или обретались им), то мы бы наверняка понимали их, а не приходили бы в замешательство или изумление при их явлении нашему сознанию.» К.Г.Юнг, Архетип в символике сновидений. Стр.66. Духовная роль архетипов в жизни человека состоит в том, что они формируют парадигму экзистенциальных выборов, проходя сквозь которые, человек решает, будет ли он развиваться как личность в этой жизни, или наоборот, духовно и морально деградировать.

59

Практика осознанной возгонки энергии кундалини по позвоночному столбу до самых верхних чакр, скорее всего, иудеям не была известна.

60

О том насколько глубоко в недрах коллективного бессознательного сидит образ змеи, кусающей в пяту, говорит такой поразительный пример, как китайский иероглиф «чи» (Рис. 3) (в значении «невежественный», «бестолковый»), протоиероглиф которого означает не что иное, как…» змею, кусающую в пяту»! (рис2). И это при том, что пожалуй, трудно найти культуры более отдаленные друг от друга, чем древнееврейская и древнекитайская. На фоне обстоятельств библейского мифа еще более поразительным является наличие в китайском языке еще одного иерглифа, в котором рядом со змеей, кусающей в пяту, слева изображена женщина (рис) (читается тоже как «чи»). И этот иероглиф также имеет значение, поразительно перекликающееся с сюжетной линией мифа – «безобразный», «отвратительный» (Рис.4). Объяснить такую смысловую синхронию чем-либо, кроме Юнговского понятия коллективного бессознательного, пожалуй, невозможно.

61

В Индии до сих пор считается, что если змея кусает в виде́нии или во сне (в книге Муктананды – за палец (Свами Муктананда «Игра сознания» Шива-пресс), то это хороший признак, свидетельствующий о скором грядущем просветлении. Кусание змеи само по себе имеет глубокую символическую наполненность, не говоря уж об исцеляющей силе змеиного яда, который в качестве ингредиента лекарственных средств использовался с незапамятных времен.

62

Шаманская болезнь – комплекс психических или соматических расстройств, возникающий в сообществах, практикующих шаманизм. Считается, что духи насылают эти болезни на тех, кто был избран ими на роль будущего шамана, но по каким-то причинам стал отказываться от нее. Если в результате человек соглашается встать на этот путь, то выздоровление происходит само собой. Если же нет, то в итоге он может даже умереть.

63

Философский камень (лат. lapis philosophorum), он же магистерий, ребис, эликсир философов, жизненный эликсир, красная тинктура, великий эликсир, пятый элемент – в описаниях средневековых алхимиков некий реактив, необходимый для успешного осуществления превращения (трансмутации) металлов в золото, а также для создания эликсира жизни. В алхимических трактатах символом философского камня часто выступает змей Уроборос, пожирающий свой хвост. Другим символом эликсира является ребис – гермафродит, появляющийся в результате соединения «короля» (философской серы) и «королевы» (философской ртути) в алхимический брак. Также символом философского камня является лев, глотающий солнце Одной из главных задач алхимиков было приготовление двух таинственных веществ, с помощью которых можно было бы достигнуть столь желанного облагораживания (усовершенствования) металлов. Наиболее важный из этих двух препаратов, который должен был обладать свойством превращать в золото не только серебро, но и неблагородные (несовершенные) металлы, как например свинец, олово и другие, носил название философского камня, великого эликсира или магистериума, а также именовался красной тинктурой, панацеей жизни и жизненным эликсиром. Этому средству приписывалась могучая сила: оно должно было не только облагораживать металлы, но и служить универсальным лекарством; раствор его, в определённой степени разведённый, так называемый золотой напиток (лат. aurum potabile – «питьевое золото»), принятый внутрь в малых дозах, должен был исцелять все болезни, молодить старое тело и делать жизнь более продолжительной. В эзотерическом смысле камень символизировал трансмутацию низшей животной природы человека в высшую, божественную. Истинные алхимики не стремились к получению золота, оно было лишь инструментом, а не целью. Целью для них был сам философский камень. И духовное освобождение, превознесение, дарующиеся тому, кто им обладает – абсолютная свобода. Поэтому в подлинно-эзотерическом смысле Ф.К. – это способность сознания трансформировать находящуюся в нем реальность в более высокий градус своего самобытия.

64

И не только через перемену отношения к ним. В психологии широко известен феномен, когда изменение отношения к ситуации самым мистическим и иррациональным образом меняло и саму ситуацию. У К. Г, Юнга этот феномен получил название синхронии.

65

В то время как мы выяснили, что он ее всего лишь обналичивает.

66

Еще одна причина, по которой в змея вселяется дьявол, – это неспособность позднейшего сознания вместить в себя единство божественного и животного начал архаического трикстера. Поэтому его расщепляют на сверхъестественного Люцифера и так или иначе (где-то добровольно, а где-то и обманом) подчинившегося ему змея.

67

«Бритва О́ккама» или «лезвие Оккама» – методологический принцип, получивший название по имени английского монаха-францисканца, философа-номиналиста Уильяма Оккама (ок.1285—1349). В упрощенном виде он гласит: «Не следует множить сущее без необходимости» (либо «Не следует привлекать новые сущности без самой крайней на то необходимости»).